– Знаю, знаю. Ты бы лучше у себя на Батькивщине экономику поднимала, а не лезла, словно вор в чужое жилье. От Москвы вы стали, наконец, свободными, правда, жить лучше не стали, хотя и утверждали обратное при добывании своей воли…
В руках Ирины по-прежнему было оружие, и ее палец оставался на спусковом крючке. Как я этого сразу не заметил?
– Брось карабин в сторону, – приказал я, но было уже поздно. Ее указательный палец начал медленно сжиматься .Почти одновременно мы нажали на свои спусковые крючки, поступить по-другому мы уже просто не могли, да и, наверное, не хотели… Мне снова повезло, пуля рассекла лишь мочку уха, уйдя куда-то в пустоту. После того как немного рассеялась пыль известки и битого кирпича, я увидел то последнее, что осталось от Ирки. Все было всмятку. Повсюду был слышен запах сырой крови, и непонятно откуда взявшиеся доллары, как конфетти летали по комнате. Меня стошнило. Нужно уходить. В этом проклятом городе нельзя долго оставаться в одном и том же месте больше пятнадцати минут. Положение менялось с калейдоскопической быстротой. Военная инициатива могла оказаться в любых руках.
Мои предположения подтвердились довольно быстро. Осторожно спустившись вниз и выглянув из подъезда дома, я увидел двух боевиков – чеченцев. Один из них, по хозяйски, не спеша, приложив свой АКМ к голове Кости, хладнокровно нажал на курок. Костя слегка вздрогнул и как-то непроизвольно вытянулся. Нелепая смерть. Нелепая война. Раздался смех. Нелепый смех. Убийцы чему-то смеялись. Нервы уже не выдерживали. Перезарядив трясущимися руками гранатомет, я выбежал на середину улицы и от пояса, как в крутом голливудском боевике, произвел выстрел.
Кому я это кричал? Те, кому предназначались эти слова, их уже никогда не услышат.
… Убегая, прочь от проклятого Богом места, в поисках ушедшего вперед своего полка, вновь вспомнил вещие слова из Нового Завета: «Все люди грешны, потому что все согрешили и лишены славы Божией».
Истинно все так. Прости нас, Господи…
07.95 г.