С того памятного Белградского вечера, когда мы, трое веселых парней изрядно покутили со своими новыми сербскими подругами, прошла неделя. Собственно говоря, уже на следующий день нас с вновь прибывшей группой из Москвы переправили сюда в горы под Вишеград. Городок небольшой, но уж очень разбросан. Свое пристанище мы нашли возле быстро водной речки Дрина. Я почему-то вспомнил вопрос Марии в доме, куда она привела меня.
-Урал? Урал, где это Виктор? – когда я объяснил ей, что это на границе Европы и Азии, она словно ребенок захлопала от восторга в ладоши.
За ее окном тогда крупными хлопьями шел снег, я подошел к подоконнику и поманил Марию рукой.
-Смотри Мари на яркий свет фонаря, какое чудо! Снежинки благодаря холодному ветру приобретают постоянно движущуюся треугольную форму, и если хоть немного обладать сказочным воображением доброго Андерсена, такой фонарь кажется плачущим. В ответ Мария привстала на носочках и поцеловала меня в уста. С ее матерью в тот вечер я так и не познакомился, так как она уже спала. А рано утром я покинул дом Марии…
Я подошел к уже почти остывшей печке. Тихо открыл железную дверцу и посмотрел на еще продолжающие тлеть обугленные дрова. Сунув в печь несколько старых газет, сильно дунул на едва тлеющие угольки. Рыжий огонек не долго себя упрашивая, тут же весело разгорелся с новой силой. Несколько небольших сухих поленьев пошли вдогонку за бумагой и вскоре печка-буржуйка снова гудела напористым мощным огнем, постепенно нагревая остывшую было комнату. Часы показывали семь утра, когда в комнату только начинающих просыпаться русских добровольцев вошли двое сербов. Оба были явно навеселе и тот шум, который они подняли при своем появлении, заставил окончательно проснуться всех без исключения присутствующих. Одного из сербов – Зорана Марьяновича знали все. Он был командиром одного из сербских соединений. В паре с его бойцами мы должны были совместно действовать против мусульманско-хорватских отрядов. Второй, уже седовласый мужчина, вскоре представился сам.
-Ивица. Представитель сербской сельской общины. Он сносно говорил по-русски и поэтому мы его легко понимали. Оказывается, он был главным попечителем русских бойцов. Суть дела заключалась в том, что его община заключила договор с армейскими подразделениями сербов на содержание и выдачу воинского обмундирования, еды и оружия для русских. За все платила сельская община. Что было особенно ценно, у Ивицы слова не расходились с делом. Вскоре подошел небольшой грузовичок с югославским обмундированием и оружием. Все это добро выдавал лично Ивица. Хватка у него была крестьянская, деловая, это подметили многие. Ничего лишнего никто не получил, но и то что причиталось по праву, каждый взял себе без обиды. Китель, брюки, плащ на застежке из искусственного меха, белье. Удобные, но резиновые сапоги… на шнурках. Наши кирзовые, несомненно, лучше. Вязанный облегающий шлем-маска, теплый пуловер. Из оружия выдали югославские «калашниковы», которые были еще в масле. Правда, до своего оригинала-русского собрата, этому оружию было далеко. Фрезеровка деталей грубая, автоматика, по словам людей имевших с ней дело «клинит», после дождя и снега железные части ржавеют. Словом такое оружие может подвести в любую минуту. А на войне такие несуразности могут стоить жизни. И это уже серьезно. Но в эти минуты даже не хотелось об этом думать. Каждый из нас понимал, что мы сюда не в футбол приехали играть. Любой из нас может навсегда